5

ДИСКУРСИВНЫЕ МАРКЕРЫ В СТРУКТУРЕ УСТНОГО РАССКАЗА: ОПЫТ КОРПУСНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ[1]

THE ROLE OF DISCOURSE MARKERS IN LOCAL DISCOURSE STRUCTURE: A CORPUS STUDY

Подлесская В. И. (podlesskaya@ocrus.ru)

Российский государственный гуманитарный университет

Кибрик А. А. (aakibrik@gmail.com)

Институт языкознания РАН

На материале корпуса с просодической разметкой исследуется характер интеграции дискурсивных маркеров в иерархическую, линейную и просодическую структуру устного рассказа. Разграничиваются случаи автономного употребления дискурсивных маркеров и случаи, когда маркер встроен в объемлющую пропозициональную единицу.

1. Введение

В данной работе исследуется характер интеграции в иерархическую, линейную и просодическую структуру устного рассказа дискурсивных маркеров – незнаменательных слов или словосочетаний, регулирующих дискурсивный процесс между говорящим и адресатом (см. Schiffrin 1987, Fraser 1999, Schouroup 1999, Баранов и др. 1993, Киселева, Пайар (ред.) 1998, Дараган 2000). Исследование опирается на данные устного корпуса «Рассказы о сновидениях». Одновременно с обсуждением особенностей поведения этого класса слов мы сформулируем определенные конвенции, которые мы предлагаем использовать для его отображения в дискурсивной транскрипции — системе последовательной графической репрезентации устной речи. Работа является частью более объемного корпусного проекта, с результатами которого можно ознакомиться в книге Кибрик и Подлесская (ред.) 2009.

2. Дискурсивные маркеры и элементарные дискурсивные единицы

В используемой нами системе представления локальной структуры дискурса центральную роль играет понятие элементарной дискурсивной единицы. Элементарная дискурсивная единица (ЭДЕ) — это квант устного дискурса, минимальный шаг, при помощи которого говорящий продвигает дискурс вперед. Понятие ЭДЕ подробно обосновывается в книге Кибрик и Подлесская (ред.) 2009. Здесь достаточно отметить, что ЭДЕ идентифицируются в первую очередь на просодических основаниях — при помощи таких критериев, как наличие единого тонального контура, одного главного акцента, темпового и громкостного паттернов, а также паузации. С семантико-синтаксической точки зрения прототипическая ЭДЕ представляет собой клаузу, но в особых (и нередких) случаях ЭДЕ может быть по объему как меньше, так и больше клаузы. В транскриптах устного дискурса, которые читатель увидит в примерах ниже, ЭДЕ графически изображаются как строки. Самый своеобразный тип ЭДЕ, меньших, чем клауза – это регулятóрные ЭДЕ (термин из книги Chafe 1994: 63ff.). Функционально регуляторные ЭДЕ отличаются от всех других тем, что они не несут пропозициональной информации и состоят из дискурсивных маркеров, функции которых находятся в сфере организации и регулирования дискурсивного потока. Так, примером регуляторных ЭДЕ (хотя и нечастым в корпусе «Рассказы о сновидениях») являются так называемые «актуализаторы», например да /нет; см. исследование этого феномена в работе Земская (ред.) 1973: 349-365. Одна из функций этого класса дискурсивных маркеров – эшелонировать поток речи, периодически запрашивая у адресата подтверждение, что соответствующая информация поступила своевременно и понята правильно:

(1) 017z[2]

7.1	4.	(*Ну у нас в де-е= в \деревне /дом такой,
9.0	5.	/да ,
9.2	6.	_∙∙(0.3) {ЧМОКАНЬЕ 0.2} _∙∙(0.2) вот /здесь \дверь,
10.5	7.	ра= \|\| раньше была на /улицу,
12.0	8.	там \ступеньки.

В предлагаемой нами системе дискурсивной транскрипции, дискурсивные маркеры с регуляторной функцией отделяются в особую строку, т.е. считаются отдельной ЭДЕ, если они акцентированы и не расположены внутри синтагмы с пропозициональным значением. Оба эти условия являются необходимыми: если хотя бы одно из них не выполняется (т.е. маркер не акцентирован и/или расположен внутри синтагмы), он не считается отдельной – регуляторной – ЭДЕ. В следующем примере в строке 17 дискурсивный маркер значит не имеет акцента и расположен внутри синтагмы c пропозициональным значением, в данном случае – между подлежащим и сказуемым клаузы, объединенной единым просодическим контуром; поэтому маркер значит не выделяется в особую ЭДЕ. И напротив, строки 21 и 22 – это регуляторные ЭДЕ ну значит и в целом, включающие акцентированные дискурсивные маркеры:

(2) 091n

24.6	17.	Я значит /обозлилась,
25.5	18.	и \кричу:
26.2	19.	«\Зачем вы его /кормите там?,
27.4	20.	туда \утягиваете?».
28.5	21.	_∙∙∙∙(1.6) /\Ну значит ,
30.5	22.	в \целом,
30.9	23.	такая \тётька на меня /посмотрела,

Вместе с тем, сформулированные выше два условия не являются достаточными для того, чтобы дискурсивный маркер мог сформировать регуляторную ЭДЕ. Для этого требуется еще, чтобы между ним и соседними синтагмами имелись просодические симптомы границы ЭДЕ: начало движения тоновой кривой с уровня ресета, относительное изменение темпа и громкости и ряд других. Если транскрайбер сомневается в наличии просодического «шва», то действует дефолтное правило не отделять дискурсивный маркер.

3. Автономизация дискурсивных маркеров

Дискурсивные маркеры в разной степени склонны к автономизации, т.е. к формированию отдельных регуляторных ЭДЕ (см. наблюдения Н. Н. Розановой (1983) о так называемой «динамической неустойчивости» несамостоятельных слов в разговорной речи и сходные рассуждения в Francis, Hunston 1992:159 о том, что просодическая автономность слов типа well в английском языке может в существенной степени варьировать).

Так, например, вариативным поведением обладают дискурсивные маркеры, сигнализирующие об эмоциональной реакции говорящего на неожиданно возникшие трудности вербализации или обнаруженную в своей речи ошибку, нуждающуюся в исправлении. Такими маркерами являются, например, ой, фу и ряд других единиц, в основном, междометийного характера. Слова этого класса могут формировать отдельную регуляторную ЭДЕ, отделенную от соседних пропозициональных ЭДЕ выраженными просодическими границами – как в примере (3), но могут и встраиваться внутрь пропозициональной ЭДЕ, утрачивая просодическую автономность, – как в примере (4):

(3) 022z

31.2	12.	_∙∙∙∙(1.4) ээ(0.2) Он \пошё-ол,
33.6	13.	_∙∙∙(0.5) ээ(0.2) \о-ой-й,	Междометие произносит приблизительно как эйхь и слегка в нос, выражая досаду по поводу возникшей трудности вербализации.
34.6	14	_∙∙(0.4) я-а уже /пошёл куда-то,
36.2	15.	я забыл \отошёл,

(4) 009z

29.2

12.

_∙∙∙(0.8) И _∙∙(0.3) с-сс _∙∙∙∙(1.2) когда я /вышла,

После союза и в паузе шумный вдох, а затем с-сс — имплозивный свист междометийного характера — как сигнал затруднения.

Продемонстрированные выше маркеры эмоциональной реакции на речевой сбой, актуализаторы типа да /нет, маркеры перехода к обобщению типа в целом, представлены в корпусе единичными случаями. Тем самым, они позволяют охарактеризовать феномен относительной автономизации лишь с качественной стороны. Для того чтобы дать представление о количественном распределении автономизированных и неавтномизированных дискурсивных маркеров, в следующих разделах мы обратимся к двум наиболее частотным дискурсивным маркерам в корпусе – частицам вот и ну.

4. Вариативность автономизации маркера вот.

Самым частотным дискурсивным маркером в нашем корпусе является вот (см. Кобозева 2007 о значениях этой частицы). Всего в корпусе имеется 437 вхождений слова вот. Из них 257 вхождений являются неакцентированными, см следующий пример, где в составе одной ЭДЕ имеется три неакцентированных вот:

(5) 127n

17.0

_∙∙∙(0.5) И /меня при этом /провожала вот /вся вот эта вот моя \семейка.

Такие употребления дискурсивного маркера вот не связаны с образованием регуляторных ЭДЕ. Далее, в 8 случаях слово вот используется не как дискурсивный маркер, а как указательная частица. В этих употреблениях вот входит в состав клаузальной ЭДЕ, а также является ее акцентным центром – на нем располагается несущий (главный фразовый) акцент:

(6) 077n

39.6

26.

_∙∙∙∙(1.4) /\Вот что я чувствовал.

Разумеется, подобное употребление вот по просодическим и синтаксическим причинам не может быть выделено из состава ЭДЕ и, тем самым, не образует отдельной регуляторной ЭДЕ (хотя и удовлетворяет сформулированным выше необходимым условиям – находится в левой периферии синтагмы и является акцентированным).

В оставшихся 172 вхождениях вот мы имеем дело с регуляторной ЭДЕ, состоящей либо из единичного вот (153 случая), либо реже (в 19 случаях) из вот в сочетании с ну. За редкими исключениями вот в этом качестве реализуется с нисходящим, ровным или нисходяще-ровным акцентом (158 случаев из 172). Регуляторные ЭДЕ, основанные на дискурсивном маркере вот, представляют собой самую большую группу регуляторных ЭДЕ в корпусе. Из 172 случаев регуляторного, т.е. автономного, употребления этого маркера он дважды употреблен в особой функции – как средство передачи угрозы и осуждения в чужой речи:

(7) 128n

47.9	39.	_∙∙∙(0.7) \тоже на меня ’ /посмотрела ,
49.7	40.	«/\Вот!
49.9	41.	Я тебя /–в-выгоню-у и-из-зз _∙∙(0.2) этой из ш= _∙∙(0.2) ’из _∙∙(0.2) ’ /школы!»,

Изысканность этого употребления состоит в том, что цитирование происходит в форме прямой речи, однако сам маркер не мог принадлежать исходной реплике – при непосредственном выражении угрозы в диалогическом режиме вот употреблено быть не может. Таким образом, маркер вот, подобно более нейтральным маркерам чужой речи типа мол, может служить средством перевода прямой речи в «несобственно-прямую». Заметим при этом, что мол – в отличие от вот – не способно к автономизации, эта частица никогда не акцентируется и всегда встроена в пропозициональную ЭДЕ. Еще одно важное обстоятельство состоит в том, что средством передачи угрозы и осуждения в чужой речи является даже не сам маркер вот, а реализуемая на нем особая просодическая фигура с восходяще-нисходящим тоном. Эта же фигура, с тем же значением, может реализоваться и на ряде других маркеров, например, на частице а, тоже способной к автономному употреблению. В следующем примере эти два маркера образуют две последовательных регуляторных ЭДЕ:

(8) 128n

20.5	19.	_∙∙∙(0.7) ’И \каждое н-на \меня=:
22.2	20.	_∙∙(0.1) «/\’А-а!
22.7	21.	/\Вот!
23.0	22.	Ты /\двоечница!
23.9	23.	\С-смотри на своих оценки¡!»

Во всех остальных случаях, за исключением вышеупомянутых, функцию автономно употребленного маркера вот можно определить как делимитативную – указание на то, что некоторый дискурсивный фрагмент (ЭДЕ или группа ЭДЕ) завершен, и говорящий переходит к следующему (Дараган 2000, 2003, Прокуровская 1977, Васильева 1964). Так, в примере ниже вот маркирует возвращение к основной линии повествования после отступления, или вставки (строки 15-17 в скобках):

(9) 054z

23.8	14.	_∙∙∙∙(1.4) /потом подъехали к \/пляжу,
26.3	15.	_∙∙∙(0.5) (/Я вообще плавать не \уме-ею.
28.1	16.	_∙∙(0.4) Не \умела тогда,
29.3	17.	_когда_{мне это}_\_{снилось}_.)
30.2	18.	_∙∙∙∙(1.0) \вот,
31.5	19.	и-и’ _∙∙∙∙(1.1) /я почему-то \поплыла.

Делимитативная функция единиц этой группы проявляется, в частности, и в том, что они могут становиться локусом хезитации. Косвенно об этом свидетельствует тот факт, что в 163 случаях из 172 употреблений вот и ну вот в качестве регуляторных ЭДЕ им предшествует пауза, притом, что в половине случаев пограничная пауза после этих регуляторных ЭДЕ отсутствует. Кроме того, в 62 случаях имеется удлинение ударной гласной (во-от) и/или начальной согласной (в-вот), скорее всего также хезитативного характера:

(10) 050z

54.8	30.	_∙∙∙∙(1.4) Но’ _∙∙(0.3) они всё же /доехали,
57.9	31.	/я’ _∙∙(0.2) тоже оказалась на первом /этаже ,
59.9	32.	_∙∙∙∙(1.4) \в-вот,
61.8	33.	_∙∙(0.3) и-и’ _∙∙∙∙(1.0) \встретили мы этих _∙∙(0.1) двух /девочек ,

(11) 100n

26.5	19.	_∙∙(0.3) /\Я-аа _∙∙(0.1) с= \|\| \/поняла-а ,
28.1	20.	_∙∙(0.2) что это \па-апа-а.
29.4	21.	_∙∙(0.4) Ну \во-от.
30.4	22.	_∙∙(0.3) ’О= \|\| /’открыла ему \/\две-ерь.

5. Вариативность автономизации маркера ну. Сравнение ну и вот.

Вторым по частотности дискурсивным маркером, формирующим регуляторные ЭДЕ в нашем корпусе, является ну. Эта частица имеет весьма широкий спектр значений (см., например, Баранов, Кобозева 1988, Дараган 2000, 2002, 2003, Шмелев 2004, 2005 и др.), инвариантом которых, по мнению А. Д. Шмелева (2004), является «вынужденное говорение», т.е. говорящий сигнализирует о том, что его высказывание мотивировано условиями конкретной речевой ситуации, известными адресату речи, и выражает установку на взаимопонимание и кооперацию. Частица ну в нашем корпусе, как и частица вот, может выступать и в составе пропозициональных ЭДЕ, и формировать отдельную регуляторную ЭДЕ, однако она гораздо в меньшей степени, чем частица вот, склонна к автономизации. В таблице 1 показано сравнительное распределение акцентированных и неакцентированных употреблений этих частиц в составе ЭДЕ.

Таблица 1. Употребления частиц вот и ну в корпусе

	Без акцента	С акцентом			Всего
		Отдельная ЭДЕ	Внутри другой ЭДЕ	Всего
вот	257	172	8	180	457
ну	200	30	57	87	287

Как видим, доля акцентированных употреблений от общего числа вхождений сопоставима для вот (39%) и для ну (30%), однако отдельную регуляторную ЭДЕ формируют лишь 34% акцентированных употреблений ну (30 из 87), тогда как для вот эта цифра составляет 95% (172 из 180).

Частица ну в качестве отдельной регуляторной ЭДЕ, как правило, реализуется с нисходящим, восходяще-нисходящим или ровно-нисходящим акцентом (24 случая из 30) и сигнализирует о хезитации и поиске вербальной формы («ну поиска» согласно работе Баранов, Кобозева 1988). Например:

(12) 115n

26.2	21.	_∙∙(0.4) папы /нет,
27.2	22.	а ==
27.5	23.	_∙∙∙(0.5) \ну-у ,
28.4	24.	_∙∙(0.3) мне почему-то казалось
29.5	25.	что я должна всё /решить,

В качестве неавтономного маркера поиска употребляется в нашем корпусе и большинство акцентированных ну в составе пропозициональной ЭДЕ, если они размещены не в ее абсолютном начале. В этой позиции они также реализуются преимущественно с нисходящим, восходяще-нисходящим или ровно-нисходящим акцентом (26 случаев из 28). Такие ну обычно соседствуют с другими симптомами речевых затруднений – заполненными паузами, повторами, самоисправлениями:

(13) 023z

2.0

и /подружился как будто с одн-ной де= _∙∙(0.1) –\ну-у _∙∙(0.3) –\девочкой.

И, наконец, особый класс – и по просодии, и по функции – составляют случаи употребления акцентированной частицы ну в абсолютном начале синтагмы, но без просодического шва после частицы. В таких контекстах частица ну является сигналом «естественного вывода» с апелляцией к известным слушателю обстоятельствам, ср. упомянутые выше работы А. Д. Шмелева (2004, 2005) и Ю. В. Дараган (2000, 2002, 2003), и реализуется преимущественно с восходящим, восходяще-ровным или ровным акцентом. В таких случаях, согласно принятой нами конвенции, частица не выделяется в особую ЭДЕ, т.е. признается неавтономной:

(14) 126n

16.1	12.	и он начал ещё –больше меня \унижать.
18.0	13.	_∙∙∙∙(1.5) То есть ещё \хуже!
20.8	14.	_∙∙∙∙(1.2) –Вот,
22.3	15.	/ну я естественно вот быстро /ушла ,

(15) 119n

32.6	22.	_∙∙∙(0.8) ’’(0.4) У меня в /школе вот сейчас мне дали классное \руководство.
35.8	23.	_∙∙(0.4) Мне дети /завопили,
37.1	24.	_∙∙(0.4) «Нам Алёну /\И-игоревну¡!
38.4	25.	Нам Алёну /\И-игоревну¡!»,
39.3	26.	_∙∙∙(0.7) /ну –пришлось...

Отметим, что в связи с тем, что наш корпус ограничен жанром личного рассказа, в нем не встретились такие автономные употребления частицы ну, как, например, ответные реплики согласия /подтверждения (Ты, оказывается, уже все сделал! – Ну! [= А ты как думал!]), более характерные для диалогического дискурса.

5. Заключение

Итак, дискурсивные маркеры в разной степени склонны к автономизации, т.е. к выделению в особую, регуляторную, ЭДЕ. Вариативное поведение, сходное с «ну поиска», демонстрируют, например, такие показатели речевых затруднений, как маркеры препаративной подстановки типа это, это самое, как его (см. о них подробнее Подлесская, Кибрик 2006, Podlesskaya 2006, 2007, In press). Они могут выступать и в составе пропозициональной ЭДЕ, как в примере (16), и автономно, как в примере (17):

(16) 070n

64.7

23.

_∙∙∙∙(2.8) ’И-и _∙∙∙∙(3.0) онh _∙∙∙∙(1.4) \это _∙∙(0.3) каким-то _∙∙∙(0.5) ’образом убежал в \Монголию.

(17) 016z

0.0	1.	/Мы с мамой поех= ==
0.9	2.	_∙∙∙(0.9) \Это,
2.0	3.	/мы с мамой поехали в А’= ==
3.3	4.	_∙∙∙(0.5) /Мне приснился /сон,
4.6	5.	будто мы с /\мамой поехали в \Аме-ерику.

С другой стороны, имеются маркеры, которые практически всегда выступают в безударном варианте и не формируют регуляторных ЭДЕ. Такова частица там – «маркер несущественной детали» (Шмелев 2007). Под номером (19) ниже приведен полностью короткий рассказ о сновидении, в котором представлено восемь безударных вхождений этой частицы (девятое вхождение, в строке 9 – это не частица, а акцентированное указательное местоимение):

(18) 019z

0.0	1.	/\Сон снился ,
0.5	2.	как яw _∙∙∙∙(1.3) в \классе был,
2.9	3.	_∙∙(0.2) там и про класс про /–школу...
4.3	4.	про’ \|\|\| _∙∙(0.3) про /–друзей...
5.5	5	_∙∙∙(0.7) /Ну я там /помню,
6.9	6.	_∙∙(0.2) что-о’ я там _∙∙∙(0.9) ну с моим /–другом _∙∙∙(0.5) \разговаривал я’...
11.0	7.	_∙∙∙∙(2.9) Ну –вот,
14.2	8.	/потом \|\|\| _∙∙∙∙(3.4) ну –потом мы там _∙∙∙∙(3.0) чего-то на \физкультуре были,
22.9	9.	\играли там.
23.5	10.	_∙∙∙∙(1.4) Ну \вот _∙∙(0.1) чего-то’.
25.8	11.	_∙∙∙∙(2.4) /Ну мы там вот \так:
29.1	12.	_∙∙∙(0.7) \школа там,
30.4	13.	я /класс ’ \|\|\| _∙∙(0.1) –класс <ну вь=> _∙∙(0.1) <НРЗБ3> видел вот \там...
32.6	14.	_∙∙∙(0.7) там /–друзе-ей...

Таким образом, можно заключить, что принципиальная способность или неспособность к автномизации является индивидуальным, словарно закрепленным свойством того или иного дискурсивного маркера, тогда как реализация этого свойства определяется конкретными контекстными условиями. Поведение незнаменательной лексики в спонтанной речи – это интересный, но пока недостаточно разработанный сюжет дискурсивных исследований, и мы надеемся, что просодически размеченный корпус может сыграть важную роль в изучении функций такого рода единиц.

Литература

Баранов А.Н., Кобозева И. М. Модальные частицы в ответах на вопрос // Прагматика и проблемы интенсиональности. М.: ИВАН СССР, 1988.
Баранов А.Н., Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Путеводитель по дискурсивным словам русского языка. М.: Помовский и партнеры, 1993.
Васильева А.Н. Частицы разговорной речи. М.: Изд-во Московского университета, 1964.
Дараган Ю.В. Функции слов-«паразитов» в русской спонтанной речи // Труды Международного семинара «Диалог’2000» по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Теоретические проблемы, 2000. С. 67—73.
Дараган Ю.В. Риторическая структура текста и маркеры порождения речи // Труды Международного семинара «Диалог’2002» по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Теоретические проблемы, 2002. С.114—127.
Дараган Ю.В. Паразитизм или симбиоз: механизм преодоления коммуникативных сбоев и обслуживающие его вербальные средства // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Труды международной конференции «Диалог 2003». Протвино, 11—16 июня, 2003 г. М.: Наука, 2003. С.166—178.
Земская Е.А. (ред.) Русская разговорная речь. М.: Наука, 1973.
Кибрик А.А., Подлесская В.И. (ред.) Рассказы о сновидениях: Корпусное исследование устного русского дискурса. М.: ЯСК, 2009.
Киселева К.Л., Пайар Д. (ред.) Дискурсивные слова русского языка. М.: Метатекст,1998
Кобозева И.М. Полисемия дискурсивных слов и попытка ее разрешения в контексте предложения (на примере слова вот) // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Труды международной конференции «Диалог 2007». Бекасово, 30 мая — 3 июня 2007 г., 2007. С. 250—255.
Подлесская В.И., Кибрик А.А. Коррекция в устной монологической речи по данным корпусного исследования // Русский язык в научном освещении, 12-2, 2006. С. 7—55.
Прокуровская Н.А. Незнаменательная лексика в русской разговорной речи (состав и функции). Автореф. … дис. канд. филол. наук. Саратов, 1977.
Розанова Н.Н. Суперсегментная фонетика // Е. А. Земская (ред.) Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М.: Наука, 1983. С. 5—79.
Шмелев А.Д. «Заполнители пауз» как коммуникативные маркеры // Жанр интервью: Особенности русской устной речи в Финляндии и Санкт-Петербурге. Tampere (= Slavica Tamperensia VI), 2004. С.205—222.
Шмелев А.Д. Показатели хезитации в устной русской речи // Язык. Личность. Текст. Сб. ст. к 70-летию Т. М. Николаевой. М.: ЯСК, 2005. С. 518—529.
Шмелев А.Д. Частица там как маркер «несущественной детали» // Язык как материя смысла. Сб. ст. к 90-летию академика Н. Ю. Шведовой. М.: ИЦ Азбуковник, 2007. С. 208—218.
Chafe W. Discourse, consciousness, and time. Chicago: University of Chicago Press, 1994.
Francis G., Hunston F. Analysing everyday conversation // M. Coulthard (ed.) Advances in spoken discourse analysis. L.: Routledge, 1992. P.123—161.
Fraser B. What are discourse markers? Journal of Pragmatics, 31, 1999. P. 931—952.
Podlesskaya V. Speech disfluencies as a window on syntax: Demonstratives as hesitation markers // Syntax of the World Languages (SWL2). September 14—17, 2006, Lancaster University, UK, 2006. P. 42.
Podlesskaya V.I. Parameters for typological variation of placeholders // 10th International Pragmatics Conference. Goteborg, Sweden, 8—13 July 2007. Abstracts. International Pragmatics Association, 2007. P. 26.
Podlesskaya V.I. In press. Parameters for typological variation of placeholders // N. Amiridze, B. Davis (eds.) Fillers in discourse and grammar. Amsterdam: John Benjamins.
Schiffrin D. Discourse markers. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
Schouroup L. Discourse markers // Lingua, 107, 1999. P. 227—265.

[1] Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 08-04-00165а.

[2] Здесь и далее в заголовке примера указывается номер того рассказа в корпусе «Рассказы о сновидениях», из которого взят данный пример. В начале каждой строки примера указывается время ее начала в секундах (отсчитывая от абсолютного начала рассказа), а затем номер данной ЭДЕ в рамках рассказа. Числа в скобках обозначают длительность пауз в секундах. При необходимости строка может сопровождаться неформальным комментарием транскрайбера, для этого используется четвертая, дополнительная колонка транскрипта. О других конвенциях дискурсивной транскрипции см. Кибрик и Подлесская (ред.) 2009.