ДИСКУРСИВНЫЕ МАРКЕРЫ В СТРУКТУРЕ УСТНОГО РАССКАЗА: ОПЫТ КОРПУСНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ[1]

 

THE ROLE OF DISCOURSE MARKERS IN LOCAL DISCOURSE STRUCTURE: A CORPUS STUDY

 

Подлесская В. И. (podlesskaya@ocrus.ru)

Российский государственный гуманитарный университет

Кибрик А. А. (aakibrik@gmail.com)

Институт языкознания РАН

 

.

На материале корпуса с просодической разметкой исследуется характер интеграции дискурсивных маркеров в иерархическую, линейную и просодическую структуру устного рассказа. Разграничиваются случаи автономного употребления дискурсивных маркеров и случаи, когда маркер встроен в объемлющую пропозициональную единицу.

 

1. Введение

 

В данной работе исследуется характер интеграции в иерархическую, линейную и просодическую структуру устного рассказа дискурсивных маркеров – незнаменательных слов или словосочетаний, регулирующих дискурсивный процесс между говорящим и адресатом (см. Schiffrin 1987, Fraser 1999, Schouroup 1999, Баранов и др. 1993, Киселева, Пайар (ред.) 1998, Дараган 2000). Исследование опирается на данные устного корпуса «Рассказы о сновидениях». Одновременно с обсуждением особенностей поведения этого класса слов мы сформулируем определенные конвенции, которые мы предлагаем использовать для  его отображения в дискурсивной транскрипции — системе последовательной графической репрезентации устной речи. Работа является частью более объемного корпусного проекта, с результатами которого можно ознакомиться в книге Кибрик и Подлесская (ред.) 2009.

 

2. Дискурсивные маркеры и элементарные дискурсивные единицы

 

В используемой нами системе представления локальной структуры дискурса центральную роль играет понятие элементарной дискурсивной единицы. Элементарная дискурсивная единица (ЭДЕ) — это квант устного дискурса, минимальный шаг, при помощи которого говорящий продвигает дискурс вперед. Понятие ЭДЕ подробно обосновывается в книге Кибрик и Подлесская (ред.) 2009. Здесь достаточно отметить, что ЭДЕ идентифицируются в первую очередь на просодических основаниях — при помощи таких критериев, как наличие единого тонального контура, одного главного акцента, темпового и громкостного паттернов, а также паузации. С семантико-синтаксической точки зрения прототипическая ЭДЕ представляет собой клаузу, но в особых (и нередких) случаях ЭДЕ может быть по объему как меньше, так и больше клаузы. В транскриптах устного дискурса, которые читатель увидит в примерах ниже, ЭДЕ графически изображаются как строки. Самый своеобразный тип ЭДЕ, меньших, чем клауза – это регулятóрные ЭДЕ (термин из книги Chafe 1994: 63ff.). Функционально регуляторные ЭДЕ отличаются от всех других тем, что они не несут пропозициональной информации и состоят из дискурсивных маркеров, функции которых находятся в  сфере организации и регулирования дискурсивного потока. Так, примером регуляторных ЭДЕ (хотя и нечастым в корпусе «Рассказы о сновидениях») являются так называемые «актуализаторы», например да /нет; см. исследование этого феномена в работе Земская (ред.) 1973: 349-365. Одна из функций этого класса дискурсивных маркеров – эшелонировать поток речи, периодически запрашивая у адресата подтверждение, что соответствующая информация поступила своевременно и понята правильно:

 

(1) 017z[2]

7.1

4.

(*Ну у нас в де-е= в \деревне /дом такой,

9.0

5.

/да ,

9.2

6.

∙∙(0.3) {ЧМОКАНЬЕ 0.2} ∙∙(0.2) вот /здесь \дверь,

10.5

7.

ра= || раньше была на /улицу,

12.0

8.

там \ступеньки.

 

В предлагаемой нами системе дискурсивной транскрипции, дискурсивные маркеры с регуляторной функцией отделяются в особую строку, т.е. считаются отдельной ЭДЕ, если они акцентированы и не расположены внутри синтагмы с пропозициональным значением. Оба эти условия являются необходимыми: если хотя бы одно из них не выполняется (т.е. маркер не акцентирован и/или расположен внутри синтагмы), он не считается отдельной – регуляторной – ЭДЕ. В следующем примере в строке 17 дискурсивный маркер значит не имеет акцента и расположен внутри синтагмы c пропозициональным значением, в данном случае – между подлежащим и сказуемым клаузы, объединенной единым просодическим контуром; поэтому маркер значит не выделяется в особую ЭДЕ. И напротив, строки 21 и 22 – это регуляторные ЭДЕ ну значит и в целом, включающие акцентированные дискурсивные маркеры:

 

(2) 091n

24.6

17.

Я значит /обозлилась,

25.5

18.

и \кричу:

26.2

19.

«\Зачем вы его /кормите там?,

27.4

20.

туда \утягиваете?».

28.5

21.

∙∙∙∙(1.6) /\Ну значит ,

30.5

22.

в \целом,

30.9

23.

такая \тётька на меня /посмотрела,

 

Вместе с тем, сформулированные выше два условия не являются достаточными для того, чтобы дискурсивный маркер мог сформировать регуляторную ЭДЕ. Для этого требуется еще, чтобы между ним и соседними синтагмами имелись просодические симптомы границы ЭДЕ: начало движения тоновой кривой с уровня ресета, относительное изменение темпа и громкости и ряд других. Если транскрайбер сомневается в наличии просодического «шва», то действует дефолтное правило не отделять дискурсивный маркер.

 

3. Автономизация дискурсивных маркеров

 

Дискурсивные маркеры  в разной степени склонны к автономизации, т.е. к формированию отдельных регуляторных ЭДЕ (см. наблюдения Н. Н. Розановой (1983) о так называемой «динамической неустойчивости» несамостоятельных слов в разговорной речи и сходные рассуждения в Francis, Hunston 1992:159 о том, что просодическая автономность слов типа well в английском языке может в существенной степени варьировать).

Так, например, вариативным поведением обладают дискурсивные маркеры,  сигнализирующие об эмоциональной реакции говорящего на неожиданно возникшие трудности вербализации или обнаруженную в своей речи ошибку, нуждающуюся в исправлении. Такими маркерами являются, например, ой, фу и ряд других единиц, в основном, междометийного характера. Слова этого класса могут формировать отдельную регуляторную ЭДЕ, отделенную от соседних пропозициональных ЭДЕ выраженными просодическими границами – как в примере (3), но могут и встраиваться внутрь пропозициональной ЭДЕ, утрачивая просодическую автономность, – как в примере (4): 

 

(3) 022z

 

31.2

12.

∙∙∙∙(1.4) ээ(0.2) Он \пошё-ол,

 

33.6

13.

∙∙∙(0.5) ээ(0.2) \о-ой-й,

Междометие произносит приблизительно как  эйхь и слегка в нос, выражая досаду по поводу возникшей трудности вербализации.

34.6

14

∙∙(0.4) я-а уже /пошёл куда-то,

 

36.2

15.

я забыл \отошёл,

 

 

 

(4) 009z

29.2

12.

∙∙∙(0.8) И ∙∙(0.3) с-сс ∙∙∙∙(1.2) когда я /вышла,

После союза и в паузе шумный вдох, а за­тем  с-сс имплозивный свист междометий­ного характера — как сигнал затруднения.

 

Продемонстрированные выше маркеры эмоциональной реакции на речевой сбой,  актуализаторы типа да /нет, маркеры перехода к обобщению типа в целом, представлены в корпусе единичными случаями. Тем самым, они позволяют охарактеризовать феномен относительной автономизации лишь с качественной стороны. Для того чтобы дать представление о количественном распределении  автономизированных и неавтномизированных дискурсивных маркеров, в следующих разделах мы обратимся к двум наиболее частотным дискурсивным маркерам в корпусе – частицам вот и ну.

 

4. Вариативность автономизации маркера вот.

 

Самым частотным дискурсивным маркером в нашем корпусе является вот (см. Кобозева 2007 о значениях этой частицы). Всего в корпусе имеется 437 вхождений слова вот. Из них 257 вхождений являются неакцентированными, см следующий пример, где в составе одной ЭДЕ имеется три неакцентированных вот:

 

(5) 127n

17.0

9.

∙∙∙(0.5) И /меня при этом /провожала вот /вся вот эта вот моя \семейка.

 

Такие употребления дискурсивного маркера вот не связаны с образованием регуляторных ЭДЕ. Далее, в 8 случаях слово вот используется не как дискурсивный маркер, а как указательная частица. В этих употреблениях вот входит в состав клаузальной ЭДЕ, а также является ее акцентным центром – на нем располагается несущий (главный фразовый) акцент:

 

(6) 077n

39.6

26.

∙∙∙∙(1.4) /\Вот что я чувствовал.

Разумеется, подобное употребление вот по просодическим и синтаксическим причинам не может быть выделено из состава ЭДЕ и, тем самым, не образует отдельной регуляторной ЭДЕ (хотя и удовлетворяет сформулированным выше необходимым условиям – находится в левой периферии синтагмы и является акцентированным).

В оставшихся 172 вхождениях вот мы имеем дело с регуляторной ЭДЕ, состоящей либо из единичного вот (153 случая), либо реже (в 19 случаях) из вот в сочетании с ну. За редкими исключениями вот в этом качестве реализуется с нисходящим, ровным или нисходяще-ровным акцентом (158 случаев из 172). Регуляторные ЭДЕ, основанные на дискурсивном маркере вот, представляют собой самую большую группу регуляторных ЭДЕ в корпусе. Из 172 случаев регуляторного, т.е. автономного, употребления этого маркера он дважды употреблен в особой функции – как средство передачи угрозы и осуждения в чужой речи:

 

(7) 128n

47.9

39.

∙∙∙(0.7) \тоже на меня/посмотрела ,

49.7

40.

«/\Вот!

49.9

41.

Я тебя /в-выгоню-у и-из-зз ∙∙(0.2) этой из ш= ∙∙(0.2) из ∙∙(0.2) ’ /школы!»,

 

Изысканность этого употребления состоит в том, что цитирование происходит в форме прямой речи, однако сам маркер не мог принадлежать исходной реплике – при непосредственном выражении угрозы в диалогическом режиме вот употреблено быть не может. Таким образом, маркер вот, подобно более нейтральным маркерам чужой речи типа мол, может служить средством перевода прямой речи в «несобственно-прямую». Заметим при этом,  что мол – в отличие от  вот – не способно к автономизации, эта частица никогда не акцентируется и всегда встроена в пропозициональную ЭДЕ.  Еще одно важное обстоятельство состоит в том, что средством передачи угрозы и осуждения в чужой речи является даже не сам маркер вот, а реализуемая на нем особая просодическая фигура с восходяще-нисходящим тоном. Эта же фигура, с тем же значением, может реализоваться и на ряде других маркеров, например, на частице а, тоже способной  к  автономному употреблению. В следующем примере эти два маркера образуют две последовательных регуляторных ЭДЕ:

 

(8) 128n

20.5

19.

∙∙∙(0.7) ’И \каждое н-на \меня=:

22.2

20.

∙∙(0.1) «/\А-а!

22.7

21.

/\Вот!

23.0

22.

Ты /\двоечница!

23.9

23.

\С-смотри на своих оценки¡!»

 

Во всех остальных случаях, за исключением вышеупомянутых, функцию автономно употребленного маркера вот  можно определить как делимитативную – указание на то, что некоторый дискурсивный фрагмент (ЭДЕ или группа ЭДЕ) завершен, и говорящий переходит к следующему (Дараган 2000, 2003, Прокуровская 1977, Васильева 1964). Так, в примере ниже вот маркирует возвращение к основной линии повествования после отступления, или вставки (строки 15-17 в скобках):

 

(9) 054z

23.8

14.

∙∙∙∙(1.4) /потом подъехали к \/пляжу,

26.3

15.

∙∙∙(0.5) (/Я вообще плавать не \уме-ею.

28.1

16.

∙∙(0.4) Не \умела тогда,

29.3

17.

 когда мне это \снилось.)

30.2

18.

∙∙∙∙(1.0) \вот,

31.5

19.

и-и’ ∙∙∙∙(1.1) /я почему-то \поплыла.

 

Делимитативная функция единиц этой группы проявляется, в частности, и в том, что они могут становиться локусом хезитации. Косвенно об этом свидетельствует тот факт, что в 163 случаях из 172 употреблений вот и ну вот в качестве регуляторных ЭДЕ им предшествует пауза, притом, что в половине случаев пограничная пауза после этих регуляторных ЭДЕ отсутствует. Кроме того, в 62 случаях имеется удлинение ударной гласной (во-от) и/или начальной согласной (в-вот), скорее всего также хезитативного характера:

 

(10) 050z

54.8

30.

∙∙∙∙(1.4) Но’ ∙∙(0.3) они всё же /доехали,

57.9

31.

/я’ ∙∙(0.2) тоже оказалась на первом /этаже ,

59.9

32.

∙∙∙∙(1.4) \в-вот,

61.8

33.

∙∙(0.3) и-и’ ∙∙∙∙(1.0) \встретили мы этих ∙∙(0.1) двух /девочек ,

 

(11) 100n

26.5

19.

∙∙(0.3) /\Я-аа ∙∙(0.1) с= || \/поняла-а ,

28.1

20.

∙∙(0.2) что это \па-апа-а.

29.4

21.

∙∙(0.4) Ну \во-от.

30.4

22.

∙∙(0.3) ’О= || /открыла ему \/\две-ерь.

 

 

5. Вариативность автономизации маркера ну. Сравнение ну и вот.

 

Вторым по частотности дискурсивным маркером, формирующим регуляторные ЭДЕ в нашем корпусе, является ну. Эта частица имеет весьма широкий спектр значений (см., например, Баранов, Кобозева 1988, Дараган 2000, 2002, 2003, Шмелев 2004, 2005 и др.), инвариантом которых, по мнению А. Д. Шмелева (2004), является «вынужденное говорение», т.е. говорящий сигнализирует о том, что его высказывание мотивировано условиями конкретной речевой ситуации, известными адресату речи, и выражает установку на взаимопонимание и кооперацию. Частица ну в нашем корпусе, как и частица вот, может выступать и в составе пропозициональных ЭДЕ, и формировать отдельную регуляторную ЭДЕ, однако она гораздо в меньшей степени, чем частица вот, склонна к автономизации. В таблице 1 показано сравнительное распределение акцентированных и неакцентированных употреблений этих частиц в составе ЭДЕ.

 

Таблица 1. Употребления частиц вот и ну в корпусе

 

 

Без акцента

С акцентом

Всего

 

 

Отдельная ЭДЕ

Внутри другой ЭДЕ

Всего

 

вот

257

172

8

180

457

ну

200

30

57

87

287

 

Как видим, доля акцентированных употреблений от общего числа вхождений сопоставима для вот (39%) и для ну (30%), однако отдельную регуляторную ЭДЕ формируют лишь 34% акцентированных употреблений ну (30 из 87), тогда как для вот эта цифра составляет 95% (172 из 180).

Частица ну в качестве отдельной регуляторной ЭДЕ, как правило, реализуется с нисходящим, восходяще-нисходящим или ровно-нисходящим акцентом (24 случая из 30) и сигнализирует о хезитации и поиске вербальной формы («ну поиска» согласно работе Баранов, Кобозева 1988). Например:

 

(12) 115n

26.2

21.

∙∙(0.4) папы /нет,

27.2

22.

а ==

27.5

23.

∙∙∙(0.5) \ну-у ,

28.4

24.

∙∙(0.3) мне почему-то казалось

29.5

25.

что я должна всё /решить,

 

В качестве неавтономного маркера поиска употребляется в нашем корпусе и большинство акцентированных ну в составе пропозициональной ЭДЕ, если они размещены не в ее абсолютном начале. В этой позиции они также реализуются преимущественно с нисходящим, восходяще-нисходящим или ровно-нисходящим акцентом (26 случаев из 28). Такие ну обычно соседствуют с другими симптомами речевых затруднений – заполненными паузами, повторами, самоисправлениями:

 

(13) 023z

2.0

3.

и /подружился как будто с одн-ной де= ∙∙(0.1) \ну-у ∙∙(0.3) \девочкой.

 

И, наконец, особый класс – и по просодии, и по функции – составляют случаи употребления акцентированной частицы ну в абсолютном начале синтагмы, но без просодического шва после частицы. В таких контекстах частица ну является сигналом «естественного вывода» с апелляцией к известным слушателю обстоятельствам, ср. упомянутые выше работы А. Д. Шмелева (2004, 2005) и Ю. В. Дараган (2000, 2002, 2003), и реализуется преимущественно с восходящим, восходяще-ровным или ровным акцентом. В таких случаях, согласно принятой нами конвенции, частица не выделяется в особую ЭДЕ, т.е. признается неавтономной:

 

(14) 126n

 

16.1

12.

и он начал ещё –больше меня \унижать.

18.0

13.

∙∙∙∙(1.5) То есть ещё \хуже!

20.8

14.

∙∙∙∙(1.2) –Вот,

22.3

15.

/ну я естественно вот быстро /ушла ,

 

 

(15) 119n

32.6

22.

∙∙∙(0.8) ’’(0.4) У меня в /школе вот сейчас мне дали классное \руководство.

35.8

23.

∙∙(0.4) Мне дети /завопили,

37.1

24.

∙∙(0.4) «Нам Алёну /\И-игоревну¡!

38.4

25.

Нам Алёну /\И-игоревну¡!»,

39.3

26.

∙∙∙(0.7) /ну –пришлось...

 

Отметим, что в связи с тем, что наш корпус ограничен жанром личного рассказа, в нем не встретились такие автономные употребления частицы ну, как, например, ответные реплики согласия /подтверждения (Ты, оказывается, уже все сделал! – Ну! [= А ты как думал!]), более характерные для диалогического дискурса.

           

5. Заключение

 

Итак, дискурсивные маркеры в разной степени склонны к автономизации, т.е. к выделению в особую, регуляторную, ЭДЕ. Вариативное поведение, сходное с «ну поиска», демонстрируют, например, такие показатели речевых затруднений, как  маркеры препаративной подстановки типа это, это самое, как его (см. о них подробнее Подлесская, Кибрик 2006, Podlesskaya 2006, 2007,  In press). Они могут выступать и в составе пропозициональной ЭДЕ, как в примере (16), и автономно, как в примере (17):

 

(16) 070n

64.7

23.

∙∙∙∙(2.8) ’И-и ∙∙∙∙(3.0) онh ∙∙∙∙(1.4) \это ∙∙(0.3) каким-то ∙∙∙(0.5) ’образом убежал в \Монголию.

 

(17) 016z

0.0

1.

/Мы с мамой поех= ==

0.9

2.

∙∙∙(0.9) \Это,

2.0

3.

/мы с мамой поехали в А’= ==

3.3

4.

∙∙∙(0.5) /Мне приснился /сон,

4.6

5.

будто мы с /\мамой поехали в \Аме-ерику.

 

С другой стороны, имеются маркеры, которые практически всегда выступают в безударном варианте и не формируют регуляторных ЭДЕ. Такова частица там – «маркер несущественной детали» (Шмелев 2007). Под номером (19) ниже приведен полностью короткий рассказ о сновидении, в котором представлено восемь безударных вхождений этой частицы (девятое вхождение, в строке 9 – это не частица, а акцентированное указательное местоимение):

 

(18) 019z

0.0

1.

/\Сон снился ,

0.5

2.

как яw ∙∙∙∙(1.3) в \классе был,

2.9

3.

∙∙(0.2) там и про класс про /–школу...

4.3

4.

про’ ||| ∙∙(0.3) про /–друзей...

5.5

5

∙∙∙(0.7) /Ну я там /помню,

6.9

6.

∙∙(0.2) что-о’ я там ∙∙∙(0.9) ну с моим /–другом ∙∙∙(0.5) \разговаривал я’...

11.0

7.

∙∙∙∙(2.9) Ну –вот,

14.2

8.

/потом ||| ∙∙∙∙(3.4) ну –потом мы там ∙∙∙∙(3.0) чего-то на \физкультуре были,

22.9

9.

\играли там.

23.5

10.

∙∙∙∙(1.4) Ну \вот ∙∙(0.1) чего-то’.

25.8

11.

∙∙∙∙(2.4) /Ну мы там вот \так:

29.1

12.

∙∙∙(0.7) \школа там,

30.4

13.

я /класс ’ ||| ∙∙(0.1) –класс <ну вь=> ∙∙(0.1) <НРЗБ3> видел вот \там...

32.6

14.

∙∙∙(0.7) там /–друзе-ей...

 

Таким образом, можно заключить, что принципиальная способность или неспособность к автномизации является индивидуальным, словарно закрепленным свойством того или иного дискурсивного маркера, тогда как реализация этого свойства определяется конкретными контекстными условиями. Поведение  незнаменательной лексики в спонтанной речи  – это интересный, но пока недостаточно разработанный сюжет дискурсивных исследований, и мы надеемся, что просодически размеченный корпус может сыграть важную роль в изучении функций такого рода единиц.

 

 

Литература

 

  1. Баранов А.Н., Кобозева И. М. Модальные частицы в ответах на вопрос // Прагматика и проблемы интенсиональности. М.: ИВАН СССР, 1988.
  2. Баранов А.Н., Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Путеводитель по дискурсивным словам русского языка. М.: Помовский и партнеры, 1993.
  3. Васильева А.Н. Частицы разговорной речи. М.: Изд-во Московского университета, 1964.
  4. Дараган Ю.В. Функции слов-«паразитов» в русской спонтанной речи // Труды Международного семинара «Диалог’2000» по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Теоретические проблемы, 2000. С. 67—73.
  5. Дараган Ю.В. Риторическая структура текста и маркеры порождения речи // Труды Международного семинара «Диалог’2002» по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Теоретические проблемы, 2002. С.114—127.
  6. Дараган Ю.В. Паразитизм или симбиоз: механизм преодоления коммуникативных сбоев и обслуживающие его вербальные средства // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Труды международной конференции «Диалог 2003». Протвино, 11—16 июня, 2003 г. М.: Наука, 2003. С.166—178.
  7. Земская Е.А. (ред.) Русская разговорная речь. М.: Наука, 1973.
  8. Кибрик А.А., Подлесская В.И. (ред.) Рассказы о сновидениях: Корпусное исследование устного русского дискурса. М.: ЯСК, 2009.
  9. Киселева К.Л., Пайар Д. (ред.) Дискурсивные слова русского языка. М.: Метатекст,1998
  10. Кобозева И.М. Полисемия дискурсивных слов и попытка ее разрешения в контексте предложения (на примере слова вот) // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Труды международной конференции «Диалог 2007». Бекасово, 30 мая — 3 июня 2007 г., 2007. С. 250—255.
  11. Подлесская В.И., Кибрик А.А. Коррекция в устной монологической речи по данным корпусного исследования // Русский язык в научном освещении, 12-2, 2006. С. 7—55.
  12. Прокуровская Н.А. Незнаменательная лексика в русской разговорной речи (состав и функции). Автореф. … дис. канд. филол. наук. Саратов, 1977.
  13. Розанова Н.Н. Суперсегментная фонетика // Е. А. Земская (ред.) Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М.: Наука, 1983. С. 5—79.
  14. Шмелев А.Д. «Заполнители пауз» как коммуникативные маркеры // Жанр интервью: Особенности русской устной речи в Финляндии и Санкт-Петербурге. Tampere (= Slavica Tamperensia VI), 2004. С.205—222.
  15. Шмелев А.Д. Показатели хезитации в устной русской речи // Язык. Личность. Текст. Сб. ст. к 70-летию Т. М. Николаевой. М.: ЯСК, 2005. С. 518—529.
  16. Шмелев А.Д. Частица там как маркер «несущественной детали» // Язык как материя смысла. Сб. ст. к 90-летию академика Н. Ю. Шведовой. М.: ИЦ Азбуковник, 2007. С. 208—218.
  17. Chafe W. Discourse, consciousness, and time. Chicago: University of Chicago Press, 1994.
  18. Francis G., Hunston F. Analysing everyday conversation // M. Coulthard (ed.) Advances in spoken discourse analysis. L.: Routledge, 1992. P.123—161.
  19. Fraser B. What are discourse markers? Journal of Pragmatics, 31, 1999. P. 931—952.
  20. Podlesskaya V.  Speech disfluencies as a window on syntax: Demonstratives as hesitation markers // Syntax of the World Languages (SWL2). September 14—17, 2006, Lancaster University, UK, 2006. P. 42.
  21. Podlesskaya V.I. Parameters for typological variation of placeholders // 10th International Pragmatics Conference. Goteborg, Sweden, 8—13 July 2007. Abstracts. International Pragmatics Association, 2007. P. 26.
  22. Podlesskaya V.I. In press. Parameters for typological variation of placeholders // N. Amiridze, B. Davis (eds.) Fillers in discourse and grammar. Amsterdam: John Benjamins.
  23. Schiffrin D. Discourse markers. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
  24. Schouroup L. Discourse markers // Lingua, 107, 1999. P. 227—265.

 



[1] Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 08-04-00165а.

[2] Здесь и далее в заголовке примера указывается номер того рассказа в корпусе «Рассказы о сновидениях», из которого взят данный пример. В начале каждой строки примера указывается время ее начала в секундах (отсчитывая от абсолютного начала рассказа), а затем номер данной ЭДЕ в рамках рассказа. Числа в скобках обозначают длительность пауз в секундах. При необходимости строка может сопровождаться неформальным комментарием транскрайбера, для этого используется четвертая, дополнительная колонка транскрипта. О других конвенциях дискурсивной транскрипции см. Кибрик и Подлесская (ред.) 2009.