ОТНОШЕНИЯ ПРОИЗВОДНОСТИ В
СИНХРОНИИ И ДИАХРОНИИ
(НА МАТЕРИАЛЕ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО СЛЕНГА)[1]
Р.И. Розина (r.rozina@mtu-net.ru),
ИРЯ РАН, Москва
Рассматриваются случаи расхождения между моделью семантической деривации сленга, отражающей отношение производности между литературным и сленговым значением в синхронии, и реальной историей сленговой лексемы. Делается вывод о необходимости отражения множественной мотивированности сленга в лексикографии.
Модели семантической деривации во многих случаях совпадают с реальной историей семантического развития слова, но могут и расходиться с ней, так как они представляют собой некоторый конструкт, правдоподобную модель связи производного и производящего значений. В то же время, вполне возможно, что эта модель соответствует некоторой психологической реальности, - тому, как носитель языка воспринимает связь между значениями в синхронии. Задача данной работы – показать, что и в случаях расхождения с реальной историей возникновения значения модели семантической деривации имеют право на существование и что в лексикографии существуют пути преодоления этого расхождения.
Проблема противоречия между моделями семантической деривации и историческими связями между значениями слова особенно актуальна для сленга. С одной стороны, примерно половина единиц сленга по своему происхождению – переносные значения слов, которые в ряде других своих значений принадлежат литературному языку, например:
накрутить ‘намотать, обвивая вокруг чего-то’: Накрутить канат на барабан (МАС) и ‘увеличить первоначальное количество’: …специали́сты по избира́тельным кампа́ниям зна́ют, что на одни́х " техноло́гиях " мо́жно " накрути́ть " максимум 15 проце́нтов голосо́в (Александр Храмчихин. Комплекс полноценности // "Отечественные записки", 2003);
облом ‘ действие по знач. глагола обломать – обломить - обламывать’ (‘ломая, отделять концы , крайние части чего-л.’) ( МАС) и ‘неудача, срыв планов’: Всюду сплошной облом: ветшает жилье, зимой размораживаются теплосистемы, в дома не поступает вода — всего этого мы навидались на фоне нашей демократической действительности. [Виктор Попов. Обдемократились, блин! // "Калининградская правда", 2003.06.10];
С другой стороны, вряд ли существует еще одна область языка, в которой народная этимология возникала бы так же часто, как в сленге. Сленг возникает и исчезает на глазах у носителей языка; жизнь многих сленговых слов гораздо короче, чем жизнь создавшего их поколения людей, и живая память о том, как возникли эти слова, делает их более доступными для суждений как об их происхождении, так и об их статусе, чем слова литературного языка. Непонятность слова часто становится стимулом для поисков его мотивации. Проникшее в общий сленг из уголовного жаргона слово чмо ‘человек, заслуживающий презрения’ по своему происхождению - заимствование из идиша (ср. идиш schmuk , имеющее то же значение), но оно интерпретируется носителями языка, прошедшими армию, как аббревиатура ‘человек Московской области’.
Иногда по поводу одного и того же слова возникают различные, конкурирующие друг с
другом объяснения его происхождения. Один из примеров – слово совок в
значении ‘житель Советского Союза’. А.
Градский приписывает создание этого слова себе. Он рассказывает, что выпивая с
приятелями в детской песочнице из пластмассовых формочек за неимением стаканов,
сказал «Вот … Мы как совки употребляем» (сам он при этом пил из детского
совка). Генис и Вайль в статье начала 90-х гг. утверждают, что слово совок
было изобретено ими по аналогии с уже существовавшим словом пылесос для
обозначения приезжих из Советского Союза, которые были готовы брать с собой
любой хлам. По словам М.Эпштейна, это слово принадлежит ему - в
Рассмотрим теперь несколько случаев расхождения между моделями семантической деривации сленга и историей слова.
Современное сленговое слово фанера ‘фонограмма’ воспринимается носителями языка как производное от литературного значения слова фанера ‘тонкие листы древесины для облицовки столярных изделий’. В основе этой связи лежит семантический признак ‘поддельность’: фанера – ненастоящее дерево, непрочный, дешевый, легко деформирующийся материал; петь под фанеру плохо, потому что это – поддельное пение, ср.:
"В закон "О защите прав потребителей" надо внести поправку: "фанера", которая предлагается нам на концертах, - это тоже контрафактная продукция, и за это надо наказывать", - подчеркнула Слиска (Вслух. Журнал общественного влияния).
Установлению такой семантической связи способствует то, что и другие сленговые значения слова фанера мотивируются компонентом ‘поддельность’, например:
Фанера 6. Документы (обычно поддельные) (Елистратов 1994).
Фанера I. Деньги (обычно советские)[2] (Юганов, Юганова 1994).
Ср. также значение производного от фанеры прилагательного фанерный (Пренебр.) советский ( о вещах). Фанерные очки. Фанерное пальто (Юганов, Юганова 1994).
С точки зрения семантической деривации при образовании сленгового значения слова фанера происходит изменение тематического класса имени по моделям ‘материальное – нематериальное’, ‘простое - сложное’, регулярно использующимся при образовании сленговых значений, например вертушка ‘диск телефона’ – ‘привилегированная правительственная телефонная связь’, железо ‘вещество’ – ‘компьютер’, тачка ‘легковая машина’ и т.п.
Между тем на самом деле фанера в значении ‘фонограмма’ – результат усечения слова фонограмма до фон- с последующим оформлением просторечным суффиксом -яр(а) (Грамматика-80: 218): фоняра по образцу водка – водяра. Об этом свидетельствует написание фоняра в первых примерах употребления этого слова. Впоследствии сленговая лексема фоняра была переосмыслена как фанера.
Другой пример - сленговый глагол вспрыснуть ‘отметить что-либо выпивкой’, ср.:
(2) Всем огромное спасибо за поздравление. Отметим на природе. Вспрыснем, так сказать (Из переписки в Интернете. 2005) .
Для современного носителя литературного языка это значение – метафора от малоупотребительного литературного глагола вспрыснуть ‘обдать брызгами, окропить’, ср.:
(3) И встал над рыцарем старик, И вспрыснул мертвою водою
(Пушкин). Дихлофосом все вспрыснул. (М. Вишневецкая).
На самом деле сленговое значение вспрыснуть возникло в результате метонимического переноса. В значении ‘отметить что-то выпивкой ’ глагол вспрыснуть, так же, как синонимичный ему глагол обмыть, существовал еще в 19 в. в армейском жаргоне. Было принято пить за здоровье получившего чин или орден. При этом саму награду (как это делается в армейской среде до сих пор) обрызгивали вином или клали в бокал с вином. ср.:
(4) Они уж вспрыснули победу искупленною водкою [А.А. Бестужев-Марлинский. Латник (1832)]; Ордена положили в простой стакан, обмыли шампанским, выпили за мужество молодых разведчиков и воинское братство (Российская газета).
Еще один интересный пример – сленговые значения слова малина. В современном сленге есть две несвязанных друг с другом лексемы малина – ‘воровской притон’ и ‘сладкая жизнь’. Что касается первого значения, то оно никак не связано с литературным ‘сладкая ягода’; В.В. Виноградов приводит примеры его употребления у Гиляровского в очерке «На Хитровке» «А вчера ночью обход был… Из деловых, как всегда никого, - в малине отсиделись»; «Дальше в коротких словах он рассказал, что к ним в малину под ночлежкой Бардадыма пришел один «фартовый» (там же). Есть предположение, что малина в этом значении - заимствование из идиша.
Другая лексема со значением ‘сладкая жизнь’иногда интерпретируется как производная от основного значения слова малина ср., например Ушаков:
малина 1. ягодное кустарниковое растение из семейства розоцветных (бот.).2. собир. Ягоды этого растения. 4. перен. Нечто приятное, весьма хорошее, прямо прелесть (простореч. фам). У нас житье-малина. Не служба, а малина. У меня, брат, хорошо, разлюли-малина (Чехов).
Такая же трактовка в МАСе:
4. в знач. сказ. Прост. О чем-либо очень приятном . Мне житье теперь… мне житье! Малина! Умирать не надо (А.Островский. Горячее сердце).
Однако В.В. Виноградов указывает, что это значение происходит из карточного жаргона: в малине значит ‘в выигрыше’, ср.:
(5) Без этого предисловия исправник ни за что не вышел бы из-за стола, где находился в малине, а у всех еще было почти по сту ремизов (Чужбинский. Конокрад).
Сленговый глагол ловить ‘зарабатывать деньги’ современный носитель языка воспринимает как производное значение литературного глагола ловить ‘стараться подхватить, поймать то, что летит, брошено’ (МАС). В основе этой связи лежит не только тождественность формы глаголов, но и совпадение цели действий, которые они описывают: цель действия литературного ловить, как и других глаголов, описывающих действия с участием рук человека (например взять, схватить, достать), – сделать Объект своим, приобрести, ср. ловить бабочку, схватить яблоко, взять конфету из коробки; цель сленгового ловить – иметь деньги. Между тем, скорее всего, сленговый глагол образован от заимствованного в сленг из цыганского языка слова лавэ ‘деньги’. В пользу этого предположения свидетельствует отсутствие у этого глагола Объекта (хотя Объект сленговых глаголов часто инкорпорируется, в данном случае он выражен основой) и отсутствие у него, в отличие от литературных глаголов сходной семантики, парной лексемы СВ, выражающей результат действия.
Крайне проблематично происхождение сленгового глагола заливать ‘врать’. Возможно, под влиянием фразеологизма лить воду ‘говорить долго, многословно и бессодержательно’ современный носителя языка воспринимает это значение как метафору, мотивированную одним из значений литературного глагола залить - заливать ‘наливая, заполнить чем-л., влить жидкость во что-либо’. С точки зрения семантической деривации при образовании этого значения изменяется тематический класс Объекта глагола – он переходит из класса жидкость в класс речь. Одновременно сам глагол переходит из класса физических в класс социальных действий. В то же время, не исключено, что сленговое значение связано с выражением лить пули /лить (отливать) колокола ‘сочинять и распускать вздорные вести’ (Даль), ‘лгать, неправду сказывать’ (Словарь академии российской). Как указывает В.В. Виноградов в «Истории слов», еще в 19-м в. существовал обычай при отливке колоколов пускать ложные слухи «чтобы гул пошел в народе». Существовало поверье, что чем шире пойдет слух, тем лучше удастся отливка. (Виноградов 1999: 269-274). Возможно, что существовала метонимическая связь ‘слух – гул в народе – гул колокола - колокол’. В таком случае сленговое значение заливать – результат не метафорического, а метонимического переноса.
Теперь на примере глагола оторваться и его синонимов я хочу показать, что в некоторых случаях расхождение между моделью семантической деривации и реальной историей слова оправдано.
В современном сленге есть три глагола – оторваться, оттянуться и отвязаться, имеющих значение ‘развлечься, получить удовольствие’, например:
(6) Ищешь, чем занять вечер, где оторваться с
друзьями или куда пригласить девушку? [Путеводитель по молодежной культуре //
"Твой курс" (приложение к "Аргументам и фактам"),
2004.11.10];
(7) Денис зарплату получил, решили отвязаться как следует, развеяться... [Роман Сенчин. Афинские ночи // "Знамя", №9, 2000];
(8) Стоит ли говорить, что гонорара за эту издевательскую фигню мы не получили, но оттянулись, как говорит моя дочь, славно. [Николай Климонтович. Последняя газета (1997–1999)]; Я был позапрошлым летом, так оттянулись!.. [Роман Сенчин. Афинские ночи // "Знамя", №9, 2000].
У каждого из этих глаголов своя история.
У глагола оторваться сленговое значение развилось, возможно, под влиянием производного существительного оторва, в первом значении ‘отмытая, оторванная часть, отделенная протоком, промоем, прорвой’, а во втором - ‘сорвиголова, сорванец и забияка, отчаянный нахал и буян’ (оторвежный парень, отчаянный, отбившийся, сорви-голова’ (Даль). Сходная связь, но обратно направленная[3] существует между глаголом оттяпать ‘отсечь, отрубить’ и вышедшим из употребления производным от него существительным отябель ‘бесстыжий, наглец, отчаянный, окаянный’(Даль).
Глагол оттянуться пришел в общий сленг из тюремного жаргона, где был эвфемизмом, значившим ‘получить сексуальное удовольствие’. В общем сленге его специфическое тюремное значение было забыто, и он приобрел более широкое значение ‘развлечься, получить удовольствие’, которое может восприниматься как производное от литературного глагола оттянуться ‘отойти назад, отделиться’, ср.:
(9) - Передайте мичману, - кричу я пловцу сидящему впереди меня, - чтобы он оттянулся от меня и все время менял курс (Кукаркин); Еще на даче он оттянулся на дверях (Андреев).
Наиболее прозрачный из трех – глагол отвязаться. У этого глагола значение ‘получить удовольствие, развлечься’, образовано от основного значения ‘отвязавшись отделиться’ (МАС) на основе представления о животном о собаке), которое было какое-то время на привязи, а потом, отвязавшись, буйствует, вырвавшись на свободу. Благодаря существованию этого глагола акцентируется связь между идеей отделения и идеей развлечения и получения удовольствия и оказывается, что все три глагола, независимо от их индивидуальных историй, образуют свои производные значения по одной модели. Таким образом, модель семантической деривации акцентирует (а иногда даже конструирует) системные отношения между значениями, в то время как реальная история возникновения каждого из значений связана с конкретными, всякий раз индивидуальными обстоятельствами.
Другой случай расхождения между моделью семантической деривации и историей развития значения слова представлен глаголом наехать и производного от него существительного наезд. Современный носитель языка воспринимает сленговое значение этого глагола ‘совершить агрессивные действия по отношению к кому-нибудь, выступить с угрозами’ как метафорический перенос, мотивированный литературным значением глагола наехать ‘натолкнуться во время езды’.
Но исторически это не так. В одном из своих докладов А.А. Зализняк рассказал, что слова наезд и наехать встречаются в новгородских грамотах в значении, очень близком современному. Впоследствии он посоветовал мне обратиться к словарям древнерусского языка. Примеры использования слова наезд есть в Ипатьевской летописи, т.е. в 12 в.:
(10) Друзии полци стояху недвижими, стерегучи внезапного наезда отъ ляховъ (ИП. Летопись 6789) (Срезневский).
‘Другие полки стояли неподвижно, остерегаясь внезапного наезда поляков’
Слово наезд часто употребляется в качестве одного из однородных членов в конструкции перечисления, в конструкции с однородными членами, включающей такие слова, как грабеж, разбой и татьба, т.е. воровство, ср.:
(11) А где учинится розбои или наезд или татба
исъ твои отчины (Дог. Гр. Ив. Феод. Ряз.
‘А где случится разбой или наезд или воровство из твоей вотчины’
А кто на комъ поищет наезда или грабежа (Новг. Судн. гр., цит. по Срезневск)
‘А кто кого обвинит в наезде или грабеже’
Тем самым становится понятно, что различались виды посягательства на чужую собственность: слово наезд обозначало нападение на коне, в то время, как грабеж, разбой или воровство предполагали, что нападавший был пешим.
В Ипатьевской летописи встречается также и глагол наездити ‘наезжать’, например:
(12) Вячьслав же, Изяслав и Ростислав то видевшее, оже идутъ от них прочь, … и тако начаша наезжати в задъ полковъ, стрелятися с ними и почаша у них возы отнимати (Ипатьевская летопись, 1151)’
В словаре Срезневского это значение глагола наезжати определяется как‘нападать
на кого-то верхом на коне, наезжать’. Естественно, что в новгородском диалекте слова наезд и наезжати были совершенно нейтральны.
На заре перестройки, когда рэкетиры приезжали на своих машинах к мелким лавочникам и угрозами заставляли их платить дань, эти значения слов наезжать и наезд возродились – с той только разницей, что вместо коня теперь использовался автомобиль:
(13) Все это время, что функционировал шкатулочный бизнес в Англии под прикрытием КСП, он ждал наезда рэкета. [Сергей Каледин. Записки гробокопателя (1987–1999)]
Впоследствии на основе этого значения возникло метонимическое –‘совершать агрессивные действия по отношению к другому человеку, угрожать’, уже не включавшее идею перемещения на транспортном средстве.
В русском литературном языке нет больше слов, которые образовывали бы производные значения по модели 'перемещаясь на транспортном средстве, совершить действие – совершить данное действие', и именно этим объясняется сленговый характер рассматриваемых значений слов наезд и наехать.
Близкие сленговым значениям слова наехать и производным от него значения слов другого гнезда – налетать, налет, налетчик – возникли в результате переноса другого типа, метафорического: налететь значит ‘напасть как коршун на цыплят’.
Другое близкое слову наезд в этом значении слово, набег, в современных текстах используется либо в своем прямом значении ‘внезапное нападение, кратковременное вторжение и опустошение какой-либо территории’, например:
(14) Всего два века прошло — а все
то же: опять в Оренбурге озабочены набегами из степи и угоном скота... [Ирина
Прусс. Размышления у книжной полки: Ландшафт в пространстве и пространство без
ландшафта // "Знание — сила", 2003.
либо метафорически, например:
(15) Продолжается набег
восточных кинематографий. [Андрей Плахов. На экранах мира гладиаторы, драконы и тигры // "Аргументы и факты /
Москва", 2001.01.03]
Рассмотренные примеры позволяют
предположить, что метонимические значения глаголов движения и производных от
них существительных ненормативны, а метафорические принадлежат литературному
языку.
Таким образом, для сленгового
значения глагола наехать характерна двойная мотивированность, причем
модель деривации, отражающая его мотивированность в синхронии, объясняет те ассоциации , которые возникают в
связи с ним у современного носителя русского языка, а мотивированность в
диахронии - его сленговый характер.
Представляется, что одна из возможностей преодоления этого противоречия между народной этимологией, моделью семантической деривации, часто отражающей народную этимологию, и реальной историей слова - создание словаря, сочетающего принципы синхронной и исторической лексикографии. В словарной статье такого словаря связи между значениями слова определяются моделью семантической деривации, «конструктом», указывающим те связи между значениями, которые регулярны и актуальны для носителя языка, а история семантического развития слова раскрывается в особой зоне.
Список литературы
1. Виноградов В.В. История слов. М.: Азъ, 1999.
2.
Грамматика 80. Русская грамматика. Т. I. М.: Наука, 1980.
3.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-
4. Елистратов В.С. Словарь московского арго. Москва: Русские словари, 1994.
5.
Словарь
русского языка ХI-ХVII вв.
Т. 1-
6. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I-III. СПб., 1893-1912.
7. Юганов И., Юганова Ф. Русский жаргон 60-90-х годов. М.: Помовский и партнеры, 1994.